– Так ведь спирт и сам по себе убивает бактерии, – сказал Слава, рассматривая красиво пересыпающиеся крупинки. – Зачем еще и это добавлять?
– Хороший вопрос. Ответ: ты неправ. Время экспозиции спирта слишком мало, все микробы не убить, он испарится раньше. Вместо старых микробов произойдет обсеменение новыми. А это вещество их не пустит. Но испытайте и водный раствор, чтобы кривотолков не было. Мне нужные полные выкладки по всем экспериментам. Вопросы?
– Да понятно все, – включился в обсуждение Емельян, но говорил он чуть недовольно. – Посеять кокковую флору, капнуть это вот, – он кивнул на склянку, – потом посчитать, сколько колоний выжило. И так много раз.
Раздался дружный, тяжелый вздох.
– Тогда через неделю жду вас с первыми результатами. Но это не все! – чуть усилил я голос, когда Винокуров начал отодвигать от себя чашку. – Вторая задача. Как бы не важнее первой. Поиск помещения под лабораторию. Чтобы не пришлось там много переделывать. На вентиляцию обращайте внимание. Хватит вам украдкой работать в университете. Ни к чему хорошему это не приведет. Так что ищите, куда переедете. Что касается денег, обращайтесь ко мне. Вопросы?
Вопросов не было.
– Ты очень много работаешь!
Такую претензию мне предъявила Вика на Крещение. Увы, поступила новая телега: ЦУ из секретариата генерал-губернатора, пришлось открыть врачебный кабинет. Вроде бы и подчиняюсь врачебному комитету городской думы, а все важные бумаги приходят с Тверской. Вот пойми московскую бюрократию…
Особого потока пациентов не наблюдалось: бронхиты, плевриты… Все опять из разряда – вытянет иммунитет или нет. И надо сказать, тут у населения здоровье будет покрепче, чем в будущем. Ведь антибиотики – это не только огромное благо, но и зло. Снижают общую сопротивляемость организма, провоцируют появление всяких супербактерий, тормозят естественный отбор.
Из запомнившегося: вскрытие гнойника в горле подростка тринадцати лет. Паратонзиллярный абсцесс – штука опасная, если вовремя не вскрыть. Тут опять пригодился стрептоцид, на применение которого меня благословила веселая и чуть поддатая мамочка, чей статус я затруднился сразу определить. Вроде и одета как дворянка, а речь более подходящая купчихе или даже крестьянке, то есть простонародная. Попадья? Или жена чиновника?
Аграфена мне старательно строила глазки, хихикала моим шуткам, чем вызвала натуральную ревность Вики. Она начала громко звенеть шприцами, кюветами, потом прерывать наш разговор какими-то неуместными детскими вопросами. Гной из горла пришлось отсасывать резиновой грушей, процедура затянулась. Под конец моя помощница уже просто рычала на «попадью», а когда вопрос дошел до расценок, озвучила оплату по высшей категории.
На что Аграфена, ничуть не смутясь, вытащила не купюры, а… чековую книжку. После чего попросила письменный прибор. И промокашку. В чек была вписана сумма в два раза больше той, что озвучила Виктория, а на обратной стороне был написан адресочек.
Честно сказать, я к такому повороту был не готов. Ну фигуристая такая, с высокой грудью, зелеными и дерзкими глазами. Волос не разглядеть под платком, на руках – перчатки. Все-таки дворянка? И чек… В Азовско-Донской банк. Непривычно. Может, жена какого-то старшины? Или бери выше – казацкого полковника? В карточке были указаны имя и фамилия подростка: Иван Тихомиров. И они мне ни о чем не говорили.
– Почему только работа? – дельно обиделся я, пряча чек не в кассовый ящик, а в карман. Не дай бог Вика что-то увидит на нем, скандал будет. – Мы недавно на выставке были.
– И там ты работал! Подсовывал документы чиновникам.
Талль села напротив меня, сложила руки на груди. Типичная закрытая поза, которая ничего хорошего не сулила. Насколько быстро взрослеют женщины. Два месяца назад я первый раз увидел девушку. Классическая выпускница пансиона, глаза в пол, румянец на щеках… А сейчас!
– Тебе ведь понравилась эта Аграфена? Скажи честно!
Ни в коем случае нельзя вести никакие честные разговоры на подобные темы. Мой опыт просто кричал: беги!
– Я видел афишу: на Патриарших прудах открыли платный каток…
Фу-ух, кажется, удалось перевести разговор на другую тему. Глаза Вики загорелись, она подскочила на стуле:
– У тебя есть коньки?
– Где-то были…
Я мучительно покраснел, мысленно перебирая окрестные лавки, где их можно купить. Таковых не припомнилось.
– И ты умеешь кататься?
– Не очень хорошо… – Мой ответ напоминал какое-то блеяние овцы.
– Я тоже! Всего семь раз каталась в Берлине.
Вика встала, закрыла дверь кабинета, присела мне на колени, обвила меня руками за шею.
– Прости меня, ради бога! Я веду себя как ревнивая дура!
– Ты просто устала! – выдал я неубиваемый аргумент. – Поехали завтра с утра кататься на коньках!
– Поехали!
Достать коньки стало еще тем квестом. Из лавок меня футболили на раз-два-три, пришлось обратиться к домохозяйке. Та отправила к кузнецу на соседнюю улицу. Он покопался у себя в шкафах, нашел парочку лезвий, которые крепились к ботинкам кожаными ремнями. И это был ад. Коньки плохо прилегали к обуви, я то и дело падал на лед, чем вызывал у Вики приступы смеха. Ее инвентарь был на порядок лучше, а главное – обкатанный. Однако постепенно приноровился – помогли тренировки с Ли Хуаном, когда я учился на чурбаках держать баланс в разных стойках.
На Патриках было весело. Играл духовой оркестр, вокруг катались улыбающиеся, раскрасневшиеся люди из совершенно разных слоев московского общества: дворяне, купцы, крестьяне. Пожалуй, каток – это единственное место, кроме бани, куда можно было попасть кому угодно всего за десять копеек. Я увидел, что у одного катающегося из-под пальто выглядывает черная ряса. Ага, значит, и священнослужители в наличии. Полный комплект!
– Смотри! Сам граф Толстой! – дернула меня за руку Вика, и я чуть опять не грохнулся. Взмахнул руками, но все-таки смог удержать равновесие.
– Осторожней!
– Извини… С дочками катается.
Я посмотрел в сторону, куда глядела Виктория, увидел мощного мужика с седой окладистой бородой, в бобровой шапке. Позади него катились две девушки, взявшись за руки.
– Точно Толстой?
– Он самый, не сомневайся. Вся Москва знает, что он тут катается, когда приезжает в город из своей Ясной Поляны.
Подойти, что ли?.. Взять автограф. Ведь раритетом будет. Но бедного Толстого такие просители, небось, уже давно достали. Нет, не буду наглеть и портить Льву Николаевичу катания.
Побитый, с гудящими ногами, сразу после того, как закинул Талль в Хамовники, отправился на Мясницкую. Пора было нанести визит господину Зубатову.
– На ловца и зверь бежит, – встретил меня пословицей Сергей Васильевич в своем кабинете.
Охранное отделение не произвело ужасающего впечатления. Почти все в штатском, заметил лишь парочку жандармов в синей форме, вид и атмосфера абсолютно чиновничья, каких-то арестованных злодеев в кандалах я тоже не увидел. В основном народ бегает с папочками, курит папиросы в коридорах у форточек, о чем-то тихо сплетничает на ушко.
– Вот, кстати, анекдот свежий про зверей услышал. – Я решил немного рассмешить мрачноватого Зубатова. – Заяц и медведь сидят в тюрьме. Открывается дверь камеры, и в нее вталкивают верблюда. «А ты говоришь, Миша, здесь не бьют. Посмотри, что с лошадью сделали!»
Анекдот пришелся по вкусу, Сергей Васильевич громко, запрокинув голову, рассмеялся. Видимо, тюремная тематика тут актуальна…
– Расскажу Бердяеву, ему понравится.
Похоже, Зубатов говорит не о философе, а о главе московской охранки.
– Ну что же… Поздравляю вас, доктор! Сергей Александрович одобрил ходатайство, вот указ на ваш счет. Великая княгиня Елизавета Федотовна очень прониклась, хлопотала за вас.
Мне была подана бумага с вензелями. Я быстро ее проглядел. Ага, разрешение открыть «Русскому медику» больницу скорой помощи на 20 коек сроком на год, с правом пользования экстренных больных по всему городу. Оказать МВД содействие, отчет по итогам работы перед медицинским комитетом думы. Ой, даже финансирование предусмотрели. Два рубля за каждого больного в случае, если госпиталь задействован при эпидемиях. Честно сказать, это даже больше, чем я ожидал. Можно открыть два отделения: мужское и женское. И в них тестировать лекарства. Вообще никто не подкопается, экскурсии с врачами можно водить.