– Это очень интересно! – Россолимо опять забегал по кабинету. – Я завтра же… Нет! Сегодня пойду к ректору и буду обсуждать с Некрасовым ваш вопрос. Вы мне нужны на кафедре! Не так! Вы нужны отечественной науке! Я же помню, как вы знакомили нас с материалами вашей диссертации по топографии сосудисто-нервных пучков бедра. Так всесторонне изучить материал… Дорогого стоит!

О как Григория Ивановича разобрало. В МГУ сейчас рулит ректор Некрасов. В прошлом неплохой математик, но к концу девяностых он обрюзг; стал одутловатым и желтым, напоминал какую-то помесь китайца с хунхузом (ректор присутствовал на некоторых фотографиях, что хранились у Баталова в папках). Имел возможность изучить всю верхушку МГУ. А еще, судя по переписке, которую я все еще продолжал разбирать, под конец жизни ректор стал еще тем ретроградом и охранителем. Про него шутили, что математик Некрасов «прославился применением математики к доказательству неизбежной необходимости царского режима и охранного отделения».

– А декан что скажет?

Россолимо погрустнел. Похоже, с профессором Нейдингом у него не все гладко.

– Да, да, тут надо все тщательно подготовить. Если бы вы, Евгений Александрович, смогли сделать служебную записку на мое имя о новых исследованиях…

– То ими займутся ученики Нейдинга и других почтенных врачей императорского университета, – закончил я за Россолимо мысль. – А, может, и они сами.

– Чего же вы тогда хотите? – «грек» резко затушил папиросу в пепельнице.

– Вашего содействия. Хотел бы иметь доступ в лаборатории факультета и кафедры, продолжить изыскания профессора Талля.

Григорий Иванович задумался. Я решил его дожать:

– Разумеется, все расходы за мой счет. Реактивы и прочее…

– Имеете такую возможность? – удивился Россолимо. – Мне говорили, вы нынче в стесненных обстоятельствах, и для вас даже был организован сбор средств среди профессуры и студентов.

– И я очень благодарен коллегам и ученикам за помощь. Дела постепенно налаживаются, работаю доктором на Арбате. Частная практика.

– Ах вот оно что… Что же… Закончить исследования профессора Талля – это очень благородно. Отрадно, что вы не питаете обид в отношении университета. Составьте список лабораторий и удобного вам времени, я договорюсь. Может быть, что-то из этого и выгорит.

Я пристально посмотрел в глаза Россолимо, тот сразу смутился, отвел взгляд:

– Обязательно выгорит. Я вам даю слово!

Глава 7

Моим первым медицинским апостолом стал Славка. Именно ему я выдал идею со стрептоцидом, естественно, без каких-либо послезнаний. Сослался на Талля, предложил поэкспериментировать с сульфаниловой кислотой. Могут быть интересные результаты.

Сидели в чайной на Рождественке, забивая желудок вредными баранками.

– Но, Евгений Александрович, такие исследования в лаборатории… – Антонов чесал затылок и размышлял. – Перехватят! Это во-первых. Во-вторых, кто ж меня к спиртовкам да печкам пустит по некафедральным делам?

– Получишь бумагу у Россолимо, я договорился. Вот тебе денег на реактивы. – Я достал из кошелька сорок рублей, выложил купюры на стол.

Славка их мигом сгреб:

– Зачем же так… в открытую!

В чайной стоял дым коромыслом: купцы смолили папиросы, кое-кто курил трубки. Никому не было до нас никакого дела.

– Помощник нужен.

– Бери Винокурова. А чтобы не перехватили… – Я задумался. – Шифруйте записи в лабораторном журнале. Умеешь?

Рыжий помотал головой. Ну вот, придумывай еще код…

– Надо обязательно не только получить и выделить этот… вещество это, профессор называл его сульфаниламид, но и проверить антисептические и бактериостатические свойства. Это очень большая работа, понимаешь?

Славка зачарованно кивал. Время сейчас такое: только произнеси слова про возможное уничтожение бактерий, тут же в священный транс впадают. Дикий народ, они ни про вирусы еще ничего не знают, ни про свойства отдельных бактерий обороняться от внешних воздействий. Им кажется, что одной волшебной таблеткой можно враз победить все инфекции навеки. Ничего, не буду разочаровывать ребят, им стимул для работы нужен покрупнее.

– Да я… Мы… Евгений Александрович, да ради такого! – Ну вот, глаза горят, руки уже невидимые пробирки хватают и чашки Петри в термостаты суют.

– Поэтому обязательно, слышите, зарубите себе это на носу, в лабораторный журнал заносить все в мельчайших подробностях. Отчитываться мне постоянно! И поменьше болтать!

Славка опять закивал. Как бы голова не оторвалась. Впрочем, парень понимает лучше меня, что утечка сведений принесет огромные деньги кому-то другому. Одно только успокаивает: даже если кто и наткнется на работу моих приспешников, подумают, что ребята делают какую-то халтурку для текстильщиков, исследуют красители.

Договорившись обо всем с Антоновым, я направился на свой первый урок по ушу. Каретный сарай к моему приходу хозяйка согрела, истопник и дворник остались в качестве зрителей. Ли Хуан махнул на них рукой, сказал: «Пусть смотлят».

Занимался в традиционном китайском костюме «ку», который притащил Ли. То еще зрелище. После такого сюда опять заявится Серафим. С кадилом в руках и в компании с церковной инквизицией. Она в РПЦ называется духовная консистория.

Начали с базовой стойки – мабу. Она основная, при которой ноги расставлены на ширину плеч, колени слегка согнуты, а вес тела равномерно распределяется на обе ноги. Передвижения – шаги вперед, назад, в стороны и повороты. Шаги выполняются мягко и плавно, с переносом веса тела на опорную ногу. Из этой стойки делаются и большинство ударов с блоками, но мне пока не до них. Научиться бы правильно балансировать.

Пока я осваивал азы, Ли Хуан припахал дворника с истопником вкапывать обвитую канатом доску в землю, а затем вешать на стропилах кожаный бурдюк, набитый песком. Теперь у меня есть своя макивара и боксерский мешок. Последний был необычным. Система веревок позволяла ему раскачиваться в нескольких направлениях. А еще им можно было управлять со стороны, что Ли мне и продемонстрировал, дергая еще одну веревку. Получается, что на этом мешке тренируются не только удары, но и уклоны. Плюс реакция.

Долго упражняться я не смог – заболела спина. Учитель объявил перерыв и решил показать нам класс. Начал двигаться в каком-то странном танце, все больше и больше ускоряясь. Медленные, плавные переходы из стойки в стойку сменяются все более быстрыми, ударами руками и ногами, прыжками. Ли успевает бить и по макиваре, и по мешку, причем практически одновременно. Его ноги взлетают на уровень головы с такой легкостью, что меня охватывает прямо-таки священный трепет. Вот это растяжка! Вот это баланс и сила мышц!

Упражнения китаец заканчивает даже не запыхавшись. Я оглядываюсь. Глаза у истопника и дворника квадратные. Мужички буквально впали в ступор.

– Это был стиль чуаньтун, – пояснил мне Ли, закладывая руки за спину. – Будем его учить, но не сколо. Сначала надо освоить стойки. Плодолжим?

Ну мы и «плодолжили». Уже после занятий я спросил Ли Хуана об оплате. Он сразу отказался.

– Мне в будущем понадобится одна важная услуга.

Я задумался. Не хотелось покупать кота в мешке, но и отказать спасителю своей спины я не в силах.

– Хорошо. Сделаю все, что смогу.

Дома я буквально рухнул в постель. Сил не было совершенно, но, к удивлению, боль в спине не беспокоила. Кузьма вешал на свежекупленную на рынке елку цветные бумажные украшения, рядом с важным видом ходил мой первый знакомый в этом мире черный кот Баюн. Я разузнал его кличку и даже научил благодаря мелкой подкормке подходить к себе лохматое животное.

– Тама письмецо до вас, барин. – Кузьма отвлекся от елки, ткнул пальцем на прикроватный столик. – Из Знаменки.

Я схватил конверт, вскрыл его. Писал мне деревенский староста, некто Порфирий Балакаев. Точнее не сам он писал, а его сын Васька. Порфирий лишь «руку приложил». Ну и крестик внизу нарисовал. О чем же докладывал мне неграмотный руководитель? В основном о видах на урожай.